О пограничной линии обороны писал русский летописец, современник князя Владимира, писал западный епископ Бруно, ехавший из Киева в Печенегию, об этих же порубежных крепостях-заставах Киевской Руси пел свои песни народ.
Христианство тоже было заинтересовано в усилении охраны.
На горах, да на высоких,
На шоломя [холме] на окатистом,
Там стоял да тонкий бел шатер.
Во шатре-то удаленьки добры молодцы…
Стерегли-берегли они крас Киев-
град.
Князь Владимир испытывал большую нужду в крупных военных силах и охотно брал в свою дружину выходцев из народа, прославившихся богатырскими делами. Он приглашал и изгоев, людей, вышедших поневоле из родовых общин и не всегда умевших завести самостоятельное хозяйство; этим князь содействовал дальнейшему распаду родовых отношений в деревне. Изгойство перестало быть страшной карой — изгой мог найти место в княжеской дружине.
Победы над печенегами праздновались как события всенародно и пышно. Князь с боярами и дружиной пировал на «сенях» (на высокой галерее дворца), а на дворе ставились столы для народа. На эти пиры съезжались участники события «посадники и старейшины по всем градом и люди многы», «бесчисленное множество народа». Знаменитые пиры Владимира, являвшиеся своеобразным методом вовлечения в дружину, воспеты и в былинах в полном согласии с летописными записями:
Во стольном городе во Киеве,
У ласкова князя у Владимира
Было пированъице почестен пир
На многих на
князей на бояров,
На могучих на богатырей,
На всех купцов на торговыих,
На всех мужиков деревенскиих.
Народ создал целые циклы былин о князе Владимире
Красное Солнышко, о Добрыне, об Илье Муромце, о
борьбе с Соловьем-разбойником, олицетворением племенных князь
ков, о походах в далекие земли, о борьбе с жестокими языческими обычаями и о крепких заставах богатырских, охранявших Киевскую Русь от «силушки поганой».
Как устный учебник родной истории, пронес народ торжественные и величественные напевы былин через тысячу лет своей многотрудной жизни, дополняя былины новыми героями, новыми событиями и обращаясь к ним в тяжелые годы бедствий.
Героическая эпоха Владимира (980-1015 годы) была воспета и феодальным летописцем, и народом потому, что в главных своих событиях она сливала воедино феодальное начало с народным, политика князя объективно совпадала с общенародными интересами. Клерикальные историки резко противопоставляют христианство и язычество и обычно делят историю каждого народа на два периода, считая рубежом принятие христианства; дохристианские времена они называют веками мрака, когда народы пребывали в невежестве, христианство же будто бы пролило свет на их жизнь .Для некоторых народов, сравнительно поздно вступивших на путь исторического развития, принятие христианства означало в то время приобщение к многовековой и высокой культуре Византии или Рима, и тем самым тезис церковников о тьме и свете как бы получал подтверждение. Но мы, разумеется, должны четко отделять культуру (кстати говоря, сложившуюся еще в «языческий период») от религиозной идеологии.
Византия не тем превосходила древних славян, что была христианской страной, а тем, что являлась наследницей античной Греции, сохраняя значительную часть ее культурного богатства. Христианство нельзя противопоставлять язычеству, так как это только две формы, два различных по внешности проявления одной и той же идеологии. И язычество и христианство на Руси в равной мере основаны на вере в сверхъестественные силы, «управляющие» миром. Сила и живучесть христианства состоит в использовании древнего языческого представления о загробном мире, «о второй жизни» после смерти, В сочетании с очень древним дуалистическим воззрением на мир как на арену борьбы духов добра с духами зла мысль о загробном мире породила учение о таком же дуализме в «потусторонней жизни», о существовании «рая» для добрых и «ада» для злых.
Христианство в своей практике широко использовало первобытную магию и христианский молебен о дожде, когда священник кропит поля «святой» водой, ничем не отличается от действий первобытного жреца, пытавшегося таким же магическим путем упросить небеса окропить поля настоящим дождем.
Являясь эклектичным и стихийным объединением ряда древних земледельческих и скотоводческих культов, христианство по своей сущности очень близко подходило к языческим верованиям славян, германцев, кельтов, финнов и других народов. Недаром так тесно слились местные народные верования с пришлым учением христиан. Главное отличие христианства заключалось в том, что свой исторический путь оно проходило в условиях рабовладельческого общества, а затем в трудной обстановке перехода к феодализму.
Естественно, что первобытная сущность тех культов славян , из которых сложилось первоначальное христианство, осложнялась и видоизменялась: религия социальных низов, обещавшая рабам утешение в будущей загробной жизни, была использована рабовладельцами, внесшими в нее совершенно иные идеологические мотивы.
Феодальное государство сумело поставить себе на службу церковь. Византийский император рассматривался как представитель Бога на земле. Пышный и величественный церемониал богослужений был направленна освящение существующих порядков. На стенах церквей изображались «святые» императоры, патриархи, представители знати, Церковное пространство обычно было поделено на два яруса — внизу толпились простые люди, а на хорах помещались владыки и высшая знать. Христианство отличалось от язычества не своей религиозной сущностью, а только той идеологией, которая наслоилась за тысячу лет на примитивные верования, уходящие корнями в такую же первобытность, как и верования древних славян или их соседей.
Источник: История России