Убийство князя Игоря во время полюдья стало неслыханным и вопиющим событием. Летописец воспользовался языческой погребальной символикой для устрашения своевольных древлян, поднявших руку на «кагана Руси». Убийство князя Игоря во время полюдья стало неслыханным и вопиющим государственным событием. Автор сказания воспользовался языческой погребальной символикой для устрашения своевольных древлян, поднявших руку на «кагана Руси». Княгиня Ольга выехала в Древлянскую землю для насыпки кургана из-за совершения заключительной части погребального обряда.

При объявлении древлянам воли княгини слушатели сказания воспринимают все буквально. В конце каждого эпизода обнаруживается коварство и жестокость истинного замысла княгини Ольги который следует считать государственным.

Отрывок из сказания

Княгиня едет к древлянам «да поплачюся над гробъмь его (Игоря)». Там Ольга «повеле съесути (насы пать) могилу велику и яко съсъпоша — повело тризну творить». Тризна — это воинские игры, состязания в честь умершего полководца. После тризны начался поминальный пир, завершившийся, «яко упишася древляне», тем, что киевские дружинники изрубили пьяных древлян «и исекоша их 5000».

Трудно ручаться за достоверность всех деталей, за несенных в летопись, но совершенно неправдоподобно выглядит неведение древлян о том, что происходило в Киеве. Древлянская земля очень близко подходила с запада к Киеву (1-2 дня пути), и всенародное сожжение по сольства в центре столицы никак не могло остаться тайным.

Неведение древлян — литературный прием, необходимый для связи отдельных звеньев задуманного рассказа. Вероятно, смерть великого князя в полюдье была как-то отомщена киевлянами, но «сказание о мести Ольги», как условно можно назвать этот рассказ, это не отражение реальных событий, а устрашающее эпическое произведение, созданное в интересах киевский монархии. Язычник- киевлянин не мог еще сказать: «взявшяй меч от меча и погибнет», и он создал страшную картину мести, используя языческою символику погребального костра и поминок.

Заключительный эпизод сказания связан с реальной осадой древлянского города Искоростеня (современный Коростень) Ольгой. Целый год киевские войска осаждали город, под которым был убит Игорь, но искоростенцы не сдавались, опасаясь мести. Ольга и здесь поступила, с точки зрения средневекового поэта, мудро — она заявила
горожанам: «А уже не хощю мьщати [мстить], но хощю дань имати по малу и съмиривьшися с вами, пойду опять (назад, вспять]».

В замысле малой дани снова сказалось возводимое в степень мудрости коварство киевской княгини: «Аз бо не хощю тяжькы дани возложити, якоже мужь мой, но сего прошю у вас мала… дадите ми от двора по три голуби, да по три воробие».

Искоростенцы обрадовались небывалой и действительно легчайшей дани. Ольга же, получив птиц, приказала привязать кусочки серы к каждой птице и вечером, в сумерки, сера была подожжена и голуби и воробьи отпущены в свои гнезда в голубятни и под застрехи. Город запылал. Горели клети, башни, спальные помещения «и не бе двора, идеже не горяше…».. Люди побежали из города и были или избиты, или обращены в раб
ство. Два умерщвленных посольства древлянской знати, 5 тысяч древлян, убитых у кургана Игоря, и сожженный до тла мятежный город — таков итог борьбы древлян с Киевом. Автор «Сказания о мести» воздействовал примитивными художественными средствами на примитивное, полупервобытное сознание своих современников, и к мечам киевских дружинников он присоединил идеологическое оружие, заставляя своих слушателей поверить в мудрость и непобедимость киевского княжеского дома. Обман, коварство, непревзойденная жестокость главной героини сказания, очевидно, не выходили из рамок мора ли того времени. Они не осуждаются, а, напротив, прославляются как свойства и преимущества высшего мудро го существа.

В этом отношении «Сказание о мести» является исключительно интересным литературным произведением, первым целенаправленным (первоначально, вероятно, устным) сказом о силе Киева. Включение сказания в летопись при князе Владимире, внуке Ольги, показывает ценность его для официального государственного летописания.

Спустя полтора столетия летописец конца XI века обратился к эпохе княгини Ольги и ее сына Святослава как к некоему политическому идеалу. Он был недоволен современным ему положением (время Всеволода Яросла вича), когда княжеские тиуны «грабили и продавали людей». Летописец (киево-печерский игумен?) вспоминает давние героические времена, когда «кънязи и не събирааху мьнога имения, ни творимых вир [ложных штрафов], уй продажь въ складааху на люди, но оже будяше правая вира — и ту възьма, даяше дружине на оружие. А дружина его кормяхуся, воююще иные страны».

Автор в своем предисловии к историческому труду обращается к читателям: «Приклоните ушеса ваша’ разумьно, како быша древьнии кьнязи и мужие их и како обарааху [обороняли] Русскыя земля и иные страны примаху под ся». Если в военном отношении идеал этого летописца князь Святослав, то в отношении внутреннего устройства Руси, очевидно, Ольга, так как сразу же вслед за «Сказанием о мести» в летопись внесены сведения о новшествах, введенных княгиней.

Источник: История России