Создателю этой противоестественной концепции не были нужны ни генеалогия, и хронология. Они могли только помешать его идее мгновенного рождения государства на Руси после прибытия варяжских кораблей. Генеалогия оказалась, как это давно доказано, примитивно искусственной. Рюрик-родоначальник династии, Игорь-сын его, а Олег-родич, хотя писатель, ближе всех стоявший по времени к этим деятелям (Иаков Мних, прославлявший Ярослава Мудрого), начинал новую династию киевских князей (правление после Киевичей) с Игоря Старого (умер в 945 году), пренебрегая кратковременным узурпатором Олегом и не считая нужным упоминать находника Рюрика, не добравшегося до Киева.

Под пером же редактора 1118 года Игорь стал сыном Рюрика. Крайне неточна и противоречива хронология событий и времени княжения князей IX-начала X века. К счастью для науки, редактирование летописи велось хотя и бесцеремонно, но недостаточно последовательно. От подробного и интересного текста Нестора
уцелело больше, чем нужно было для того, чтобы читатель мог воспринять концепцию Ладожанина как единственную версию. Присматриваясь с этой точки зрения к отрывочным записям Никоновской летописи, мы видим в них антитезу проваряжской концепции.

Автор первичных записей несомненно был киевлянином как и Нестор. Он хорошо знает южные события (борьбу с печенегами и тюрко-болгарами), знает все что происходит в Киеве. На появление находников на Западной Двине или у Ильменя он смотрит глазами киевлянина. Киевский князь посылает войска на полочан и на кривичей в землях которых появились варяги. Киевский князь принимает в столице новгородских беглецов. Они бежали от насилия, воримого в Новгороде Рюриком. Это стало совершенно иным взглядом на первые годы соприкосновения государства Русь с варягами.

Невольно возникает вопрос о том, не являются ли никоновские записи вторичным пересказом уцелевших где-то фрагментов текста Нестора, изъятых в свое время одним из редакторов 1116-1118 годов. Форма дунайчи (вместо дунайцы) с явно новгородско-псковским совместным питием прямо указывает на причастность северного переписчика к этому тексту, интересовавшему новгородцев и по содержанию.

На эту мысль наводит не столько киевская точка зрения автора фрагментов (не каждый киевлянин Нестор), сколько наличие и там и здесь, и во фрагментах, и в несомненно Несторовом тексте такого редкого географического определения, как дунайцы, применительно к населению самых низовий Дуная. У Нестора дунайцы доныне указывают городище Киевец как местоприбывание Кия.

В никоновских документах это слово всплывает при обсуждении вопроса о том, где искать себе князя, у хазар, у полян или у дунайцев.

В таком контексте дунайцы выглядят каким-то государственным объединением, равным по значению Руси (еще не включившей в себя словен) или Хазарскому каганату, но несомненно отличным от Болгарии и болгар, о которых Нестор писал много и подробно под их собственным именем.

Разгадка дунайцев выяснится позже, когда мы познакомимся с путями русов в Византию и с перепутьем близ устий Дуная.